— По-видимому, — сказал Р. Дэниел, — вы испытываете сильное желание избавить жену от допроса. Я подозреваю, что вы сами не очень верите в то, что только что пытались мне объяснить.
— Не забывайтесь, черт вас возьми! — пришел в ярость Бейли. — Вы не детектив. Вы — машина для цереброанализа, вроде тех, что стоят у нас в лаборатории. Вы — машина, хоть у вас есть руки и ноги и вы умеете говорить. А та цепь, которую в вас всадили, ни черта не значит. Все равно вы не детектив, а потому помалкивайте и предоставьте делать выводы мне.
— Мне кажется, будет лучше, если вы немного понизите голос, — спокойно произнес Р. Дэниел. — Пусть по-вашему я не детектив, тем не менее я бы хотел обратить ваше внимание на одну небольшую деталь.
— Меня это нисколько не интересует.
— И все же прошу меня выслушать. Если я ошибусь, вы меня поправите, и от этого никто не пострадает. Дело в следующем. Вчера вечером вы вышли из комнаты, чтобы позвонить Джесси. Я предложил тогда поручить это вашему сыну. Вы мне сказали, что, по вашим обычаям, отец никогда не станет подвергать своего сына опасности. Может ли позволить себе это мать?
— Конечно, нет… — начал было Бейли и осекся.
— Вы меня поняли, — сказал Р. Дэниел. — Если бы Джесси хотела предупредить вас о грозящей опасности, она бы сделала это сама, а не рисковала жизнью сына. Тот факт, что она все-таки послала Бентли, может означать лишь одно: она боялась за себя, но была уверена в полной безопасности сына. Если бы в заговоре состояли люди, незнакомые Джесси, она бы за себя не опасалась, во всяком случае, у нее не было бы причин для опасений. С другой стороны, будучи членом заговорщической группы, она могла знать, Илайдж, что за ней станут следить и узнают ее, тогда как Бентли может не обратить на себя внимания.
— Постойте, — сказал Бейли упавшим голосом, — вы хорошо рассуждаете, но…
Бешено замелькавший сигнал на столе комиссара не дал ему закончить свою мысль. Р. Дэниел ждал, что Бейли ответит, но тот лишь беспомощно уставился на сигнал. Р. Дэниел соединил контакт сам.
— В чем дело? — спросил робот.
Громкий, с хрипотцой голос Р. Сэмми ответил:
— Здесь какая-то дама желает поговорить с Илайджем. Я ей сказал, что он занят, но она не хочет уходить. Она говорит, что ее имя Джесси.
— Пропустите ее, — спокойно сказал Р. Дэниел, и его бесстрастные карие глаза встретились с паническим взглядом Бейли.
14. Власть времени
Бейли стоял как в столбняке, когда к нему подбежала Джесси и прижалась к нему, обхватив его за плечи. Его побелевшие губы беззвучно произнесли:
— Бентли?
Джесси посмотрела на него и затрясла головой так, что взметнулись ее каштановые волосы.
— С ним все в порядке.
— Так что же ты…
Джесси вдруг разразилась слезами и прерывающимся, чуть слышным голосом сказала:
— Я больше не могу, Илайдж. Я этого не выдержу. Я не ем и не сплю… Я должна тебе все рассказать…
— Не говори ничего, — сказал Бейли с болью в голосе. — Ради бога, не сейчас…
— Я должна. Я такое натворила. Ужасно, Илайдж… — Из-за рыданий ее совсем нельзя было понять.
— Мы здесь не одни, — сказал Бейли безнадежно.
Он поднял голову и безучастно взглянул на Р. Дэниела. Вполне возможно, что из-за потоков слез, струившихся из ее глаз, она вообще не различала, кто стоит перед ней.
— Добрый день, Джесси, — негромко сказал Р. Дэниел.
Она задохнулась от изумления:
— Это тот… робот?
Джесси провела по глазам тыльной стороной ладони и освободилась от обнимавшей за плечи руки мужа. Она глубоко вздохнула, и на какое-то мгновение на ее глазах возникла дрожащая улыбка.
— Так это вы, да?
— Да, Джесси.
— Вы ведь не против, что я называю вас роботом?
— Нет, Джесси. Я ведь и есть робот.
— А меня можно называть дурой, идиоткой и… и… подрывным агентом. Потому что так оно и есть.
— Джесси! — простонал Бейли.
— Не надо, Илайдж, — сказала она. — Он твой партнер, так что пусть знает. Я больше не могу. Я чуть с ума не сошла со вчерашнего дня. Пусть меня бросят в тюрьму. Пусть отправят в самый низ и посадят на сырые дрожжи и воду. Мне безразлично… Ты защитишь меня, Илайдж, правда? Ты не дашь им расправиться со мной? Я боюсь. Я так боюсь…
Она снова громко разрыдалась. Бейли погладил ее по плечу и сказал, обращаясь к Р. Дэниелу:
— Она нездорова. Ее надо увезти отсюда. Который час?
— Четырнадцать сорок пять, — ответил робот, не глядя на часы.
— Комиссар может вернуться в любую минуту. Вызовите служебную машину. Мы поговорим в туннеле по дороге домой.
Джесси резко вскинула голову:
— В туннеле? О, не надо, Илайдж!
Он старался говорить как можно мягче и успокаивающе:
— Слушай, Джесси, не надо капризничать. Ведь в таком виде тебе просто нельзя появляться на экспрессе. Будь паинькой и успокойся, а то даже через общую комнату неудобно идти. Я принесу тебе воды.
Она вытерла лицо влажным носовым платком и сказала тоскливо:
— О, посмотри на мой грим…
— Не волнуйся ты о гриме, — сказал Бейли. — Дэниел, как с машиной?
— Машина ждет нас, партнер Илайдж.
— Пошли, Джесси.
— Подожди. Одну минутку, Илайдж. Мне что-то надо сделать с лицом.
— Да не важно это…
— Ну, прошу тебя, — упорствовала она. — Я не могу в таком виде идти через общую комнату. Это займет буквально секунду.
Человек и робот стали ждать: человек при этом нервно сжимал и разжимал кулаки, робот же был бесстрастен.
Джесси рылась в своей сумочке в поисках нужных ей принадлежностей. (Бейли однажды торжественно заявил, что если и есть на свете нечто такое, что не поддалось усовершенствованию с медиевальных времен, то это дамская сумочка. Потерпела неудачу даже попытка заменить металлическую застежку магнитным замком.) Джесси вынула небольшое зеркальце и косметический набор в серебряной оправе, который Бейли подарил ей на день рождения три года назад.
В наборе было три миниатюрных распылителя, и она по очереди воспользовалась каждым. Содержимое первых двух было незаметным для глаз. Она обращалась с ними с таким изяществом и ловкостью, которыми природа наделила только женщину и которые, казалось, не изменяют ей даже в самые тяжелые минуты.
Первым кладется ровный слой основы, от которой кожа становится матовой и гладкой, с легким золотистым оттенком, именно таким — Джесси по опыту знала это, — который больше всего идет естественному цвету ее волос и глаз. Затем налет загара на лоб и подбородок, мягкое прикосновение румян на обе щеки и изящный мазок голубизны на верхнее веко и на мочку уха. Наконец, на губы ровным слоем ложится кармин. Это и есть то единственное видимое облачко нежно-розового цвета, которые влажно поблескивает в воздухе, но высыхает и темнеет от прикосновения к губам.
— Ну, вот, теперь все, — сказала Джесси, несколькими ловкими движениями взбив волосы и изобразив крайнее неудовлетворение свои видом. — Пожалуй, так сойдет…
Джесси, конечно, не уложилась в обещанную секунду, но вся эта процедура заняла менее четверти минуты. Однако Бейли казалось, что ей конца не будет.
— Пошли, — сказал он.
Она едва успела убрать в сумочку свою косметику, как он тут же подтолкнул ее к двери.
По обе стороны дороги лежала жесткая, плотная тишина.
— Ну так что, Джесси? — сказал Бейли.
Ее лицо, отчужденно застывшее с тех пор, как они покинули кабинет Эндерби, начало постепенно оживать. Она молча и беспомощно переводила взгляд с мужа на робота.
— Ну что же ты, Джесси? Прошу тебя. Ты совершила преступление? Настоящее преступление?
— Преступление? — Она неуверенно покачала головой.
— Возьми себя в руки, Джесси. Не надо истерик. Скажи только «да» или «нет». Ты… — он заколебался, — убила кого-нибудь?
— Ты что, Илайдж Бейли! — Выражение лица Джесси стало возмущенным.
— Да или нет, Джесси?
— Нет, конечно, нет!